Полудница и волчья блокада - из детских воспоминаний сузунца Плотникова
Наши огороды с бабушкой Анной Самотихой (Самотихой её звали, потому что мужа её звали Самойло) разделял только узкий переулок, ведущий к речке. Огороды были большие, по хорошей десятине, и что там только не было: огурцы и арбузы, дыни, лук и репа, конопля и тыква, которые выращивали величиной с хорошее ведро.Но почему-то моя бабушка не любила сеять мак в огороде, зато бабушка Анна Самотиха сеяла маку много, цвел мак красным цветом, бывало, зацветет, словно огненный островок среди огорода.
Тянуло меня к этому острову, как магнитом, любил я мак, когда он цветет, да и когда созреют макушки, тоже не мог равнодушно пройти мимо. Заскочу, бывало, нарву пучок – и был таков! Но не мог я укрыться от глаз бабки Анны. Может, и не жалко ей было маку, но я ведь шёл по грядкам, где рос мак, не разбирая дороги, шел через луковые, маковые гряды, круша всю растительность на своем пути.
И вот однажды бабка Анна говорит мне: «Ты, Миша, в наш огород не лазь, у нас там поселилась полудница, такая страшная и злая, она в конопле прячется». Это было для меня серьезным известием. Некоторое время я не только в огород перестал лазить, а даже проулком между огородов ходить перестал.
Полудница – этот зверь для меня был неведом, хотя часто слышал от взрослых про полудницу, её представляли как какое-то сверхъестественное существо. И жила она только по огородам. Видел я волков и лис, и даже медведей, убитых нашими охотниками соседями, но полудницу почему-то ни кто и ни когда не убивал.
У нас в соседях жила Дарья Перстенева, муж её погиб в Гражданскую войну. У неё был сын Трошка, он старше меня года на четыре, но я с ним дружил и часто ходил к ним. Мать, как всегда летом, работала у кого-нибудь из богатых, потому что жили они очень бедно.
А Трошка всегда был дома, и частенько я носил ему, то хлеба стащу у бабки, то ещё что-нибудь, а он мне за это делал луки и стрелы или ещё что мог. И вот я рассказал ему про полудницу в огороде у Самошихи. «Всё это ерунда, - говорит Трошка, - припаси хороший камешек и, как увидишь полудницу, бросай в неё камень, а сам убегай».
И вот в один прекрасный день, вооружившись четвертинкой кирпича, я наконец отважился идти в поход за маком в огород к бабушке Анне. Пробирался в полной осторожности, и только достиг грядки с маком, послышался грозный рев неведомого зверя в конопле. На первых порах меня сковало страхом, но, когда я увидел, что из конопли кто-то лезет, голову я не рассмотрел, мне показалась какая-то бесформенная туша на ногах. И вдруг я изо всей силы швыряю кирпич в эту уродину и со всех ног с криком убегаю. Но когда я добежал до городьбы, этот страшный зверь превратился в бабку Анну, что-то громко кричавшую мне вслед. Я тогда, конечно, понял, что произошло, но останавливаться не стал, убежал домой.
Бабушка Степанида, конечно, поняла, что со мной что-то случилось, пощупала мой лоб, нет ли температуры, и не велела никуда ходить, предположив, что я заболел от лишнего купания в речке, из которой мы не вылизали целыми днями чуть не до самой осени, если дни были теплые и нас не задерживали дома каким-нибудь делом.
Да, я всё понял, что произошло в огороде. Это, оказывается, бабка Анна, заметив моё намерение забраться в огород, спряталась в конопле; завернув свой огромный сарафан себе на голову, на карачках выползла из конопли задом наперед, ревя страшным жутким голосом. Кирпич, брошенный мной, угодил ей по попе, и теперь она, прихрамывая и поохивая, приближалась к нашему дому. Это я увидел в окно. Бабушка моя была тоже в доме, но приближения своей кумы к нашему дому не видела.
Что мне было делать? Выбежать из дома значило попасть в дверях прямо в руки бабки Анны, и я решил забраться на полати. Это было самое надежное моё убежище от всех бед, потому что бабкам, ни той, ни другой, на полати не забраться. Это сулило мне возможность избежать наказания, если не совсем, то хотя бы на время, а за это время у бабушки отойдет сердце.
Она хотя всегда старалась оправдывать мои проказы, но бывало и наказывала, хватала опояску, зажимала мою голову промеж ног, высоко замахивалась, но опояску опускала легко, не причиняя мне сильной боли, но зато громко ругалась: «Ах ты! Запорю до смерти!». Во время такого наказания дедушка бывало говорил: «Орет как медведица, а муху с Мишкиной попы согнать опояской не может, одна опаска: не оглушила бы своим ревом парнишку, а то глухой будет!»
Тем временем бабка Самотиха уже зашла в избу и крестится на образа, проходит в передний угол и со стоном садится на лавку. «Кума! Что с тобой?» – кинулась моя бабка к ней. «Что со мной, спроси у своего сураза, он меня чертёнок чуть не убил кирпичом, хорошо ещё, что я задом пятилась из конопли, а если бы головой вперед, он бы вышиб мне мозги!» - и рассказывает по порядку весь состав моего преступления и про свой способ избавить свой огород от моего набега.
Полудница – этот зверь для меня был неведом, хотя часто слышал от взрослых про полудницу, её представляли как какое-то сверхъестественное существо. И жила она только по огородам. Видел я волков и лис, и даже медведей, убитых нашими охотниками соседями, но полудницу почему-то ни кто и ни когда не убивал.
У нас в соседях жила Дарья Перстенева, муж её погиб в Гражданскую войну. У неё был сын Трошка, он старше меня года на четыре, но я с ним дружил и часто ходил к ним. Мать, как всегда летом, работала у кого-нибудь из богатых, потому что жили они очень бедно.
А Трошка всегда был дома, и частенько я носил ему, то хлеба стащу у бабки, то ещё что-нибудь, а он мне за это делал луки и стрелы или ещё что мог. И вот я рассказал ему про полудницу в огороде у Самошихи. «Всё это ерунда, - говорит Трошка, - припаси хороший камешек и, как увидишь полудницу, бросай в неё камень, а сам убегай».
И вот в один прекрасный день, вооружившись четвертинкой кирпича, я наконец отважился идти в поход за маком в огород к бабушке Анне. Пробирался в полной осторожности, и только достиг грядки с маком, послышался грозный рев неведомого зверя в конопле. На первых порах меня сковало страхом, но, когда я увидел, что из конопли кто-то лезет, голову я не рассмотрел, мне показалась какая-то бесформенная туша на ногах. И вдруг я изо всей силы швыряю кирпич в эту уродину и со всех ног с криком убегаю. Но когда я добежал до городьбы, этот страшный зверь превратился в бабку Анну, что-то громко кричавшую мне вслед. Я тогда, конечно, понял, что произошло, но останавливаться не стал, убежал домой.
Бабушка Степанида, конечно, поняла, что со мной что-то случилось, пощупала мой лоб, нет ли температуры, и не велела никуда ходить, предположив, что я заболел от лишнего купания в речке, из которой мы не вылизали целыми днями чуть не до самой осени, если дни были теплые и нас не задерживали дома каким-нибудь делом.
Да, я всё понял, что произошло в огороде. Это, оказывается, бабка Анна, заметив моё намерение забраться в огород, спряталась в конопле; завернув свой огромный сарафан себе на голову, на карачках выползла из конопли задом наперед, ревя страшным жутким голосом. Кирпич, брошенный мной, угодил ей по попе, и теперь она, прихрамывая и поохивая, приближалась к нашему дому. Это я увидел в окно. Бабушка моя была тоже в доме, но приближения своей кумы к нашему дому не видела.
Что мне было делать? Выбежать из дома значило попасть в дверях прямо в руки бабки Анны, и я решил забраться на полати. Это было самое надежное моё убежище от всех бед, потому что бабкам, ни той, ни другой, на полати не забраться. Это сулило мне возможность избежать наказания, если не совсем, то хотя бы на время, а за это время у бабушки отойдет сердце.
Она хотя всегда старалась оправдывать мои проказы, но бывало и наказывала, хватала опояску, зажимала мою голову промеж ног, высоко замахивалась, но опояску опускала легко, не причиняя мне сильной боли, но зато громко ругалась: «Ах ты! Запорю до смерти!». Во время такого наказания дедушка бывало говорил: «Орет как медведица, а муху с Мишкиной попы согнать опояской не может, одна опаска: не оглушила бы своим ревом парнишку, а то глухой будет!»
Тем временем бабка Самотиха уже зашла в избу и крестится на образа, проходит в передний угол и со стоном садится на лавку. «Кума! Что с тобой?» – кинулась моя бабка к ней. «Что со мной, спроси у своего сураза, он меня чертёнок чуть не убил кирпичом, хорошо ещё, что я задом пятилась из конопли, а если бы головой вперед, он бы вышиб мне мозги!» - и рассказывает по порядку весь состав моего преступления и про свой способ избавить свой огород от моего набега.
Но тут уж моя бабушка задета за живое место: «Ты что, старая, с ума сошла? Да как ты додумалась пугать так ребёнка? Ты мне его идиотом можешь сделать! Испугалась, что чуть он тебе мозги не выбил? Да у тебя их в голове и коту, лизнуть не хватит!» Долго после этой истории мои бабушки сердились друг на друга, а я отделался легкими шлепками по попе.
Ну, если вас интересует, то ещё расскажу об этих зверях, у меня было много встреч с этими агрессивными животными. Уже осенью после уборки хлебов поскотина открывалась, и личный скот мог проходить в степь, и тогда люди огораживали стога сена от потравы скотом.
И вот мой отец поехал, чтобы загородить свои стога, а их было до десятка, за один день не управишься. А вот для веселья, как он говорил, он взял меня с собой в степь. Предстояло ночевать в поле, поэтому взяли с собой продукты. Весь день отец рубил жерди и колья, а я ( мне было не больше 9-10 лет) мог только разве собирать хвою.
Я целый день бродил по березнякам, то собирал ягоды костяники, то то просто интересовался всем тем, что могло занимать мою детскую душу. А у нас была кобыла с жеребёнком, жеребенок был уже большой, месяцев 5-6 от роду, кобыла была на длинной веревке (на приколе), и жеребёнок далеко от неё не отходил.
Я увидел, что большая серая собака заигрывает с жеребёнком. Схватил я палку и кинулся на эту собаку. Она отбежала метров сто и в пустыре залегла, но тут меня окликнул отец, ему потребовалась моя помощь. Я спокойно оставил эту собаку и пошел к отцу. Когда пришел, сказал ему об этой собаке. Отец вдруг схватил топор и побежал туда, потом уж объяснил мне, что это был волк.
И вот мой отец поехал, чтобы загородить свои стога, а их было до десятка, за один день не управишься. А вот для веселья, как он говорил, он взял меня с собой в степь. Предстояло ночевать в поле, поэтому взяли с собой продукты. Весь день отец рубил жерди и колья, а я ( мне было не больше 9-10 лет) мог только разве собирать хвою.
Я целый день бродил по березнякам, то собирал ягоды костяники, то то просто интересовался всем тем, что могло занимать мою детскую душу. А у нас была кобыла с жеребёнком, жеребенок был уже большой, месяцев 5-6 от роду, кобыла была на длинной веревке (на приколе), и жеребёнок далеко от неё не отходил.
Я увидел, что большая серая собака заигрывает с жеребёнком. Схватил я палку и кинулся на эту собаку. Она отбежала метров сто и в пустыре залегла, но тут меня окликнул отец, ему потребовалась моя помощь. Я спокойно оставил эту собаку и пошел к отцу. Когда пришел, сказал ему об этой собаке. Отец вдруг схватил топор и побежал туда, потом уж объяснил мне, что это был волк.
Вечером, когда отец закончил работу, солнце уже село, лошадей подвели ближе к избушке. Отец на костре стал готовить ужин; В Прямихе завыли волки, судя по голосам волков было не меньше десятка. Но отец беспокойства не выражал, наоборот, шутил, что волки дают нам концерт.
А волки приближались, их голоса раздавались все ближе и ближе, забеспокоилась кобыла; конечно, её можно было отпустить, и она бы убежала домой, но она была нужна завтра подвозить жерди к стогам. И вот волки уже приблизились настолько, что хотя уже было темновато, можно было увидеть мелькание глаз и чавканье зубов. Но что делать? Сами мы можем укрыться в избушке, а куда девать лошадь с жеребёнком?
На гуманность зверей рассчитывать нельзя, огнестрельного оружия у нас не было. Избушка была большая, но двери низкие и лошади не пройдут. Но делать нечего, и отец решил попробовать все же завести лошадь и жеребёнка в избушку, и, если уж ничего не выйдет, тогда отпустить, пусть бежит спасается как ей удастся.
Когда он подвел кобылу к двери избушки, она встала на колени и почти ползком зашла в избушку, а за ней залез и жеребёнок. Двери закрыли на крюк и всю ночь до самого утра волки осаждали наше жильё, дрались, чавкали зубами, а то принимались выть. Только с рассветом волки сняли с нас блокаду и удалились.
А волки приближались, их голоса раздавались все ближе и ближе, забеспокоилась кобыла; конечно, её можно было отпустить, и она бы убежала домой, но она была нужна завтра подвозить жерди к стогам. И вот волки уже приблизились настолько, что хотя уже было темновато, можно было увидеть мелькание глаз и чавканье зубов. Но что делать? Сами мы можем укрыться в избушке, а куда девать лошадь с жеребёнком?
На гуманность зверей рассчитывать нельзя, огнестрельного оружия у нас не было. Избушка была большая, но двери низкие и лошади не пройдут. Но делать нечего, и отец решил попробовать все же завести лошадь и жеребёнка в избушку, и, если уж ничего не выйдет, тогда отпустить, пусть бежит спасается как ей удастся.
Когда он подвел кобылу к двери избушки, она встала на колени и почти ползком зашла в избушку, а за ней залез и жеребёнок. Двери закрыли на крюк и всю ночь до самого утра волки осаждали наше жильё, дрались, чавкали зубами, а то принимались выть. Только с рассветом волки сняли с нас блокаду и удалились.
Зима 2017
Участник конкурса
- Комментарии
Загрузка комментариев...