Наступил конец декабря. Предновогодние хлопоты, подготовка подарков… И, как всегда, генеральная уборка. И, как всегда, я выбираю – что нужно, что не нужно, что можно отправить на безвременное хранение в кладовку, а что и вовсе выбросить.

Руки дошли до старого деревянного сундука, которому неизвестно сколько лет. Это сундук переезжает с родителями из дома в дом.

Задача мне досталась самая лёгкая. Всё выложить, протереть сухой тряпкой и сложить назад. Это не сундук – это целый семейный музей. Старые фото, пиджак прадедушки с планками, немецкий фотоаппарат и военный бинокль, части которого от старости начали трескаться и рассыпаться на мелкие кусочки. А в самом углу сундука лежит что-то непонятное, похожее на рулон холста. По виду очень старое. И запах необычный. Пахнет сухой травой и скипидаром. Я развязала верёвочку, которой был перетянут рулон. Оттянула её конец – и раскрылся старинный холст. С потёртой, поблекшей от времени картины, на меня смотрела девушка с ярко-голубыми глазами. И почти без бровей. На голове – кудрявый белый парик, одета в светло-голубое платье с корсетом и кринолином. Она стояла на берегу тёмной реки, готовясь сойти в лодку. Находка очень заинтересовала меня, и я, резко поднявшись с колен, отправилась за увеличительным стеклом. Но тут… Всё вокруг поплыло, в глазах моих потемнело и смешалась в одну чёрную непроглядную тьму.

Темно, я не могу подняться, потому что, не понимаю, где верх, где низ. И очень кружится голова, почти нечем дышать…

Тихо потрескивают дрова в камине. Я сижу на коленях у моего любимого папы, который каким-то чудом оказался дома.

– Марта, доченька, прости меня!..

– За что, пап?

– За всё то, что тебе и маме, возможно, придётся пережить. Русские уже близко. Мне придётся уйти. Возможно, мы больше не увидимся.

– Папа, я боюсь.

– Ты уже большая, тебе двенадцать, мама больная и ей нужна твоя помощь. Русские – наши враги после того, что мы сделали с их населением, они очень злые и могут навредить вам, даже убивать, остерегайтесь их. Вы не можете оставаться в нашем доме. Если они узнают, кто твой отец – они тебя убьют.

– А что такого ты сделал русским?!

– Марта, я – преступник, я убивал мирных людей. Я военный и исполнял приказ. Преступный приказ. Но война вернулась туда, откуда началась, и теперь нам надо бежать. Я спрячу вас в берлинской квартире у вашей тётушки. А мне пришло время отвечать за всё. Прости меня, мой ангелочек.

Так, я вспомнила! Я – Марта, мне двенадцать лет, я живу в Берлине. Нас вчера бомбили, и мы с мамой спрятались в шкаф. А папа ушёл навсегда. Всё ужасно. А ещё и мама не шевелится. Ей в последние дни очень плохо. Теперь она со мной в шкафу, который упал дверцами книзу. Теперь нам не выбраться.

– Мамочка, проснись, давай выбираться! Я скоро задохнусь, – прошептала я.

– Марта, всё в порядке, я жива, сиди тихо, в доме кто-то есть, – ответила мама шёпотом.

Я услышала приближающийся шаги и сжалась в комок от страха.

– Есть там кто? – раздался вопрос на незнакомом языке, который я, почему-то понимала.

– Стреляй, там французы, Паша!

– Погоди, вдруг там баба или дитё? Мы же не фашисты. Поднимай!

Они подняли наше убежище, и мы с мамой выпали на пол, обмотанные нашей одеждой.

– Я же говорил, баба с дитём! Хозяева, выползайте, принимайте квартирантов.

С этого дня в нашем доме поселился советский комендант. Павел Мартемьянович. Русские были в Берлине хозяевами. Разбирали завалы, кормили супом людей из железных бочек на колёсах, которые назывались полевыми кухнями. Суп был невкусным, но его было много. Не думаю, что мой любимый папочка кормил русских детей супом. Пауль – так называли нашего квартиранта. 

Мама быстро пошла на поправку, дома было сытно и тепло. Всегда были дрова и еда. Весь свой паёк комендант отдавал мне и маме. Шоколад и кофе в пайке были наши, немецкие, из захваченных русскими складов. И одеяла, которые они раздавали жителям, были тоже немецкие.

Сначала я боялась их, но со временем многое поняла – точка, они пришли победителями. Но оставались с людьми. Русские помогали нам, своим врагам, чем могли, раздавали то, что лежало на складах. В Советской комендатуре узнали, кто был мой отец, но то, что у нас жил комендант, спасло нас с мамой от неприятностей.

– Пауль, почему вы так добры к нам? – спросила я его как-то раз, получив от него очередную плитку шоколада.

– Марта, я хочу, чтобы ты знала: немцы и русские не враги. Враги нам фашисты. Но их больше нет. Остались вы, немцы, люди, которые оказались в беде по вине своего фашистского правительства. А моя работа – помочь выжить. Я военный. И выполняю приказ, – ответил он.

Знакомые слова: «военный», «выполняю приказ». Только вот приказы очень разные.

Прошло два года. Многое изменилось с тех пор. Мы, немцы, много узнали о том, что творили гитлеровские войска в СССР. Мы научились воспринимать себя не частью поверженного рейха, просто немецкими гражданами, которые не несут личной ответственности за преступную политику своего правительства. И это благодаря великодушию русских. Берлин строился и хорошел, а наш Пауль засобирался домой, к матери и сестрёнке, в далёкую алтайскую деревню. Я выучила русский. Помог Пауль, сказав, что в жизни пригодится. Мама совсем поправилась, и стала работать поваром столовой, куда её пристроил наш добрый квартирант, а я пошла в школу.

– Прощайте, хозяева, уезжаю, – однажды вечером сказал он, собрав свои вещи, среди которых были недавно купленный фотоаппарат и его гармонь, которую он пронёс с собой через всю войну.

– Марта, дай во что инструмент завернуть, – попросил Пауль.

– Возьмите вон тот холст, всё равно рамы нет.

– Но это же картина, твоя мама расстроится.

– Это портрет моей прабабушки, бабушки моего отца. Ей она не родня. Да зачем ей это старьё? Этому портрету больше сотни лет. Её, кстати, тоже Марта звали. Мама говорит, что я на неё похожа. Возьмите, считайте, что на память. 

Павел завернул гармонь в картину. По русской традиции присели на дорожку. Мама плакала и благодарила на немецком Пауля.

– Ладно, хозяева, всего хорошего! Долгие проводы – лишние слёзы, – сказал Пауль.

– Спасибо вам, дядя Паша, – сказала я на русском и резко встала из-за стола, чтобы проводить его до дверей. Голова моя закружилась, в ушах зазвенело, и всё вокруг меня вдруг померкло.

– Арина, что с тобой, доченька? Тебе плохо? – услышал я испуганный голос мамы.

– Неет, – потянула я, придя в себя. Я просто задремала.

– Нашла место дремать, на дедушкиной картине. Я берегу её, как зеницу ока! Вставай, убирай всё аккуратно и забирай сундук.

– Мам, а откуда у нас этот холст?

– Моему дедушке Павлу одна девочка на память подарила. Он мне рассказывал, что в Берлине после войны работал.

«Да, мама, всё верно. Я даже знаю, кто на ней изображён и как звали дарительницу. Наверное, это был вещий сон», – подумала я.

Новый год приближался. Но я не спрашивала, А всё думала про свой сон. Я сидела возле сундука и разглядывала военные фото моего прадеда. С чёрно-белых снимков на меня смотрели советские солдаты. Один из них – мой прадедушка. Не всем посчастливилось дойти до Берлина и поднять советский флаг над поверженным рейхом. Многие положили свои жизни на полях сражений, но и среди тех, кто дошёл до конца войны всё меньше тех, кто может рассказать нам о подвигах советского народа. Героизм его появлялся не только в самоотверженности в боях не только в трудовых подвигах, но и в отношении к врагу, к гражданам поверженного фашистского государства, беды которых были приняты советскими солдатами как свои, несмотря на то зло, которое творили фашисты в нашей стране.

«Дети за отцов не в ответе», – так говорил мой прадед. И выполняю приказ. Приказ сердца. Спасибо тебе, дедушка Павел, за то, что я есть, за то, что моя страна тогда победила. Спасибо за спасённую девочку Марту, прабабушка которой сейчас смотрит на меня со старинного портрета работы неизвестного немецкого художника.

Мой прадедушка, Пеньковский Павел Мартемьянович, родился в 1915 году в селе Огни, Усть-Калманского райна Алтайского края. Он был в семье третьим ребёнком, а всего в семье было 14 детей. Жили впроголодь, основной едой был чёрный хлеб. С лебеды варили суп. Жизнь была трудной. В 1932 году он уехал учиться в г. Новосибирск, прошёл курсы бухгалтеров, где потом остался работать.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, и мой прадед в числе многих был призван на фронт. Ему было 25 лет.

Пеньковский Павел Мартемьянович воевал в 1941–1945 годах в звании младшего лейтенанта в должности командира противотанкового орудия и командира взвода управления батарей миномётов в истребительном противотанковом батальоне.

Он прошёл Воронежский, первый и второй Белорусские фронты, был ранен при обороне Москвы. После госпиталя, снова встал в строй. Его боевой путь: Вязьма – Ельня – Кёнигсберг – Данциг – Кюстрин – Берлин.

Мой прадед был награждён орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I степени, медалями «За взятие Кёнигсберга» и «За взятие Берлина», юбилейными медалями. Он имеет благодарности, подписанные командиром части.

После победы над фашистской Германией Павел Мартемяьнович был назначен комендантом в одном из районов Берлина, где помогал мирным немецким гражданам налаживать новую, послевоенную жизнь.

В 1947 году он вернулся на Родину и обосновался в г. Новосибирске, где женился и проработал в должности главного бухгалтера в Сибирском Отделении Академии Наук СССР до 1976 года. Мой прадед умер 1989 году и похоронен в г. Новосибирске.